Быстрый обвал режима Башара Асада в Дамаске с пока ещё не до конца понятными последствиями для страны, но с вполне очевидными причинами надолго останется в центре внимания аналитиков и исследователей. Время для глубокой историко-политической рефлексии придёт несколько позже, когда схлынут эмоции и станет понятен ряд обстоятельств произошедшего, пока выпадающих из логики.
Например, масштабы предательства в окружении Асада, а также того, кто станет политическим лицом коалиции победителей. Но сказать, что ситуация в Сирии противоречит макротрендам в мировой политике и экономике, также нельзя. Сформулирую несколько заметок на полях, имеющих, на мой взгляд, значение и для Сирии, и для всего региона в целом.
— Кризис светских арабских режимов назревал с рубежа 2000‑х годов, и «арабская весна» не была, конечно, случайностью. Да, это была американо-британская технология, но она базировалась на внутренних источниках нестабильности, социальном кризисе в большинстве стран, включая нефтедобывающие. Этот кризис никуда с падением режима Асада не денется. Напротив, продемонстрирована перспектива его политической реализации, что может затронуть очень многие режимы на Ближнем Востоке, включая монархические, действующие в формате строительства национальных государств. И потенциальная «исламская весна» 2.0 может оказаться куда мощнее «арабской весны».
— Общеарабская солидарность, «мощь» которой мы наблюдали на примере реакции на войну в Газе, а затем отказа от помощи режиму Асада, превратилась в воспоминание о былых временах и истрёпанный лозунг. Как следствие, вакуум региональной солидарности неизбежно будет заполняться другими силами, для которых сложившийся в арабском мире расклад сил выглядит совершенно неочевидным. По сути, обозначена перспектива большого передела собственности и сфер влияния на ресурсном рынке в условиях, когда все оказались против всех. Но это будет крупнейший геоэкономический вызов не только мировой торговле как таковой — он может спровоцировать очень серьёзный спазм в мировой экономике в целом.
— Пожалуй, главное: мы имеем дело с ситуацией не столько в Сирии, сколько вокруг неё. Сирия никогда не была целостной и самодостаточной территорией — это знает любой арабист. И удержание её формальных границ с понятными изъятиями в виде Идлиба в период пика гражданской войны 2015—2017 годов было связано с целями внешних сил.
Очевидно, что в настоящее время настроения изменились — и не только в соседнем Иране. Я считал (и остался в меньшинстве), что на волне относительной стабилизации в Сирии в 2017—2018 годах можно было бы запустить процесс формирования конфедерации «Большого Леванта», чем перебить и радикал-исламистские, и пантюркистские проекты. Сейчас предположу, что проект «Большого Леванта» возвращается в повестку, но уже в новом, религиозном формате. Израиль это явно хорошо понимает и создаёт «большое предполье». Если только не удастся ограничить распространение дестабилизации пределами Сирии.
Но отмечу: «сирийские» исламисты никогда не ограничивали себя границами именно Сирии. Они всегда претендовали как минимум на доминирование во всём Восточном Средиземноморье. Хотя бы потому, что они «сирийские» только по форме. Загнать их в страновые рамки будет очень сложно, даже учитывая, что они стремятся выглядеть цивилизованно. Способность ограничить масштаб хаотизации территорией Сирии — это пока главный фактор неопределённости.
— Продолжая предыдущий тезис: хаотизацию Ближнего Востока, которая владела умами многих в США, никто не отменил. Просто на определённое время она перестала быть доминирующей в публичном секторе академического пространства, но как вариант политики отброшена не была.
Теперь, в условиях пересменки в США, когда управление американскими интересами переходит к группам интересов на местах, например к представителям спецслужб, по уши втянутым в ближневосточный «силовой криминал», модель хаотизации региона, включая рэкет американских союзников через угрозу дестабилизации, может стать весьма востребованной, что бы ни говорили в обновляемом Вашингтоне.
Отсюда главная дилемма ситуации: удастся сконструировать быстро замещающую хотя бы на время систему власти в Сирии или там начнётся распад коалиции победителей с понятным кровопусканием и регионализацией страны, в рамках которой возникновение радикал-исламистских анклавов просто предопределено? Иными словами, замкнётся нестабильность в Сирии на себя или начнёт расползаться, как это обычно бывает на Востоке, по пути наименьшего сопротивления?
Профессор Института медиа НИУ ВШЭ, кандидат политических наук Дмитрий Евстафьев @dimonundmir https://t.me/rt_russian/223400
