Певица Вера Брежнева… нет, наверное, всё-таки уже Галушка записала новую песню на украинском — «Дякую». Переводится — «Спасибо». Но спасибо мало кто сказал. Украинцы придрались к ошибкам, к произношению. Спросили, почему русский псевдоним до сих пор не поменяла на украинскую фамилию. На украинском поёт, а сама до сих пор не Галушка. Стыдится, а?
Русскоязычные сказали, что Вера уже не та, нет ей веры и, когда поёт на украинском, чего-то в голосе не хватает. Да и старое всё, несовременное — отдаёт нулевыми, меняться надо, ага.
Ну затравили. А одна филолог, побожившись, что без подтекста, спросила: «Скажите, Вера, а тяжело ли менять язык в зрелом возрасте? А сны вам на каком языке снятся?» Вы как хотите, а я в отсутствие подтекста в таких вопросах не верю. Тут не подтекст, тут подтекстище. Очень всё серьёзно.
На прошлой неделе представители киевской власти обратились к ЕС с просьбой не создавать программы для интеграции украинцев в странах пребывания. Украинская власть попросила считать их не беженцами, а вынужденно уехавшими. «Вынужденно» — подходящее для ситуации слово. Без программ украинцы не захотят вернуться на Украину, а будут вынуждены. Такая новость породила возмущение среди них, в TikTok полились ролики, в которых убежавшие украинцы говорили: «Нас хотят превратить в рабов!» Всем им, конечно же, хочется ассимилироваться в Европе и не возвращаться. В конце концов, и «майдан» они когда-то затеяли ради жизни там.
Язык — это то, без чего ассимиляция невозможна. В отсутствие программ интеграции те украинцы, которые хотят в Европе остаться во что бы то ни стало (а хотят почти все), остервенело будут учить иностранный — польский, французский, немецкий. Их дети будут говорить уже на другом языке. Украинского в их жизни не будет. Вот так Украина, начав борьбу с русским языком, поборола украинский. Потеряла львиную долю населения, которая уже в следующем поколении утратит украинский язык, если вообще когда-либо говорила на нём, а не на русском.
Одна из комментаторов песни Галушки сравнила певицу с украинцами, встреченными ею в Турции. Между собой те болтали на бойком русском, но, как только та подошла к ним и спросила что-то на русском же, те демонстративно заговорили на украинском. Подтекст и тут ясен. Галушка с семьёй вообще не живёт на Украине. С чего бы ей говорить на украинском? Да она на нём и не говорит — только мучается. Говорит и думает она на русском. Но во внешний мир выходит с украинскими песнями. То есть украинский становится языком обозначения позиции. Флагом, который вынимают для демонстрации. А люди, особенно в песнях, остро чувствуют фальшь.
Я, кстати, не знала, что филологи могут быть такими коварными. Ну конечно же, очень тяжело менять язык в зрелом возрасте. Это же надо полностью перепрошить черепную коробку, научиться думать на другом языке, практически стать ментально другим человеком. Поэтому, когда комментаторы пишут, что Вера уже не та, они отчасти сильно правы. И правы, когда спрашивают: что в вас так сильно поменялось? Вы были совсем другой, когда выходили к нам с «Добрым утром, мои родные люди», а не с каким-то «Дякую». А то и поменялось: родными стали новые люди, и в этой душевной фальши растворилось всё — творческие способности, энергия, азарт. В новых песнях не искрит, они не заходят. Переход на украинский певцов, певших раньше на русском, не укрепляет его, а только убивает и сам язык, и творческие силы новых носителей.
На Украине хотели убить русский, а убили украинский, превратив его в язык-флаг, в язык-демонстрацию. Но сны-то, сны всё равно будут сниться на русском. Обычно сны снятся на том языке, на каком ты сказал своё первое слово — «мама».
Главный редактор ИА Regnum, писатель, журналист, член СПЧ Марина Ахмедова @Marinaslovo
