Встретив в ленте рассуждения Михаила Ходорковского (физлицо-иноагент) о том, как правильней было бы убить военкора Владлена Татарского, я решила изучить контекст, в котором были произнесены эти слова. Вот такие, например: «Есть вопрос — и есть цена вопроса. Этот человек, конечно, комбатант, он брал в руки оружие. Он был активным пропагандистом войны. С этой точки зрения он стал законной мишенью. Но мишень он мелкая. И, ударяя по этой мишени, нельзя ставить под угрозу жизни десятков людей, чья вина не настолько очевидна… Если бы его зарезали в подъезде украинцы, я бы сказал, они на это имеют право».
Ходорковского я считаю человеком пропащим. Но слова, разрешающие резать в московских подъездах, мне показались чересчур вопиющими даже для него. Их нельзя произносить хотя б из чувства самосохранения, а я сейчас о коллективном чувстве говорю. Сам Ходорковский — тот ещё пропагандист, да ещё и книжки пишет. Что ж, получается, люди придут на его творческий вечер и автоматически станут не столь очевидно, но виноватыми? И, будь цена вопроса хороша, их можно будет убить? Ну это слишком. Даже для пропащего человека. Поэтому я решила поискать.
Но сначала этой записи не обнаружила. Прослушала, двигая курсор, его интервью, данное три недели назад. Там он в более мягких тонах рассуждал о теракте в Санкт-Петербурге и называл его всё-таки терактом, в то же время с неприятным сладострастием отдаваясь рассуждениям о цене вопроса. «Ну и хорошо, — подумала я, — всё-таки не говорил». А потом запись нашлась — интервью, данное латышскому YouTube-каналу, — и всё оказалось правдой: он так говорил.
Слушать этого человека полтора часа мне было невмоготу, я перематывала. Пока меня не привлекли его рассуждения о тюремной телогрейке. Ходорковский говорил, что слишком долго её носил, сжился с ней и помрёт, наверное, в ней же. Дальше он удачно перешёл к тем самым цитатам, причём сам напросился на разговор о Татарском. Берущие интервью о военкоре не спрашивали. И сразу стало понятно, что слова эти он вынашивал не одну неделю и про телогреечку тоже хотел удачно ввернуть. И ведь ввернул. Но пока он говорил, что Татарский — человек мелкий и косить ради него десятки других людей не стоило, я и поняла, что его слова нельзя рассматривать в отрыве от телогрейки. Тюремная телогрейка — вот контекст Ходорковского.
Три недели назад Михаил Ходорковский выражался осторожней. Но с тех пор, по его же словам, его сильно критиковала сетевая паства. «Как?! А вы что, против убийства? — спрашивали его «добрые» люди. — А если б Гитлера убили, тоже были бы против?» У Ходорковского было три недели на то, чтобы исправиться и начать говорить то, что хочет слышать его аудитория. С маниакальной сосредоточенностью на лице он поведал, что цель оправдывает средства. Средство — это теракт.
Много лет Ходорковский провёл в тюрьме. А там люди разные. Есть те, которые не ломаются, есть те, которые ломают других, есть уже сломленные. А есть те, которые тихо сидят на шконке, запахнувшись в телогреечку, и держат своих чертей в себе. Но как только пересилят насильники, да ещё дадут хорошую цену за решение вопроса, вскочит такой человек, распахнёт телогрейку и выпустит всех своих чертей. Собственно, это то, что он сделал, давая интервью латышскому YouTube-каналу.
Цитаты его вопиющи. Они открывают ворота для страшного. Но будем надеяться, что никто и никогда не повторит их в адрес самого Ходорковского и его паствы. Пусть сам носит свою телогреечку.
Главный редактор ИА Regnum, писатель, журналист, член СПЧ Марина Ахмедова @Marinaslovo
